Рецензия на книгу М.М. Зязикова «На рубеже столетий.Ингушетия в конце XIX – начале XX веков»

Е.Л. Рябова,
доктор политических наук

Л.О. Терновая,
доктор исторических наук

Рецензия на книгу М.М. Зязикова «На рубеже столетий.Ингушетия в конце XIX – начале XX веков». –
Ростов-н/Д, 2011. – 280 с.


Наступивший 2012 год Указом Президента Российской Федерации назван Годом российской истории. Решение о проведении такого года стало ответом на ту все более и более остро ощущаемую потребность в обращении к истории государства и как к уникальному источнику его культурно-цивилизационной и социально-политической идентичности, и как к одной из важнейших основ национального богатства.
Важно видеть, чувствовать и понимать, что национальное богатство скрыто не только в активно разрабатываемых недрах страны, заключено не только в ее пашнях и лесных угодьях, не только в заводах и фабриках, и даже не только в том, на что мы стали обращать внимание в последнее время – в ее человеческом капитале. Истинная глубина национальной сокровищницы познается тогда, когда обращаешься к истории каждого народа, живущего в нашем великом Отечестве, в стремлении почерпнуть знания традиций и обычаев, мифов и преданий, в которых отразилась их неразрывная связь с родной Землей, забота о ней и желание представить ее первозданную красоту.

То, что на пороге этого Года российской истории вышла в свет книга доктора философских наук М.М. Зязикова «На рубеже столетий.Ингушетия в конце XIX – началеXX веков», можно считать знаменательным событием. Автор с первых же страниц вводит читателя в увлекательный, хотя и достаточно сложный, мир этнопсихологии, рассматривая его как пространство этнической самоорганизации общества, в котором вырабатываемые в течение веков защитные механизмы этнической культуры служили самоструктурированию этноса и поддержанию в нем устойчивых ценностных ориентаций.

Отметим, что привлечение инструментария этнопсихологии для современной истории является таким же императивом, как и привлечение материалов истории повседневности или визуальной антропологии. Ведь все это направлено на то, чтобы понять, как жил, как чувствовал себя человек в истории, каким образом формировалось его личностное сознание, прежде всего, в малых пограничных ситуациях, когда любой человек, как носитель такого личностного сознания сталкивался с требованиями, правилами, нормами традиционной этнической культуры.

Особый интерес и несомненную ценность необходимо видеть в том, что автор обращается к истории ингушского народа. Ведь каждый народ, являясь исключительным по своим обычаям и традициям, укладу жизни, в немалой степени отражает специфику определенной модели этнической культуры. И только углубившись в традиции этого народа, поняв что-либо важное в его мире, можно и такую модель представить в ее полноте. Поэтому обращение к тому, как протекала повседневная и праздничная жизнь ингушского народа на грани двух столетий – XIX- XX - дает возможность выстроить и модель этнической культуры горских народов.

  В монументальном труде  «Этнографическое описание народов России», вышедшем в 1857 г. под редакцией Густава-Теодора Паули, мы читаем: «Горские народы наделены богатой натурой. Их чувства, исключительно деликатные и тонкие, часто проникают через грубую оболочку, под которую они запрятаны уже многие тысячи лет. Они не только не чужды изящества и поэтического вкуса, но, напротив, эти два качества составляют одну из самых ярких особенностей характера горцев. Они изящны даже в рваной черкеске (длинный балахон), в шерстяном колпаке и в бурке, их походка и выправка непринужденны и живописны. Их речь ни мимикой, ни интонациями не напоминает грубую речь народов Европы. Сбруи их лошадей, их кожаные ремни, галуны и проч. являют врожденный вкус, особый, яркий, независимый от иных цивилизаций. Горцы любят музыку, но только хорошую музыку, и не удовлетворяются звуками, издаваемыми нестройными инструментами. Поэтическая натура горцев сквозит в их воинственных песнях и погребальных гимнах»(1) .

Нельзя не заметить, что в этих словах царит истинное чувство восхищения народами гор. И можно утверждать, что такое восхищение отражало древнее и в значительной степени утраченное восприятие гор как явления, связанного с образом мировой горы, впитавшим все элементы и параметры космического мироустройства. Поэтому трудно найти выдающегося мастера – художника или поэта, обошедшего в своем творчестве этот важнейший мифопоэтический образ. При этом налицо парадокс истории, при осмыслении которой часто такой космический символ отрывается от реальных этносов, не просто живущих в непосредственной близости с конкретными географическими воплощениями данной символики, а народом, несущим ее в своей памяти и своем сердце.

Сказанное справедливо и по отношению к ингушскому народу. Поэтому понятно, почему свой рассказ о его традициях М.М. Зязиков начинает с легенды, повествующей о святой для ингушей горе Маьтлом (Столовая гора). Ведь  на куполе высшей точки этой горы сохранились древние Святилища Мятердэла («трон богов»), Мятцил («трон святилищ») и др. Важно, что с этого известняково-доломитового стола, стоящего в стороне от Главного и Бокового хребтов, можно одновременно увидеть двуглавый Эльбрус на западе, ледовый конус Казбека - на юге, а на юго-востоке за высшей точкой Хевсуретского хребта - Махисмагали вздымается ледовая пирамида Тебулосмты.Молитва на этой горе в честь божества солнца (Мятцали) произносилась лишь жрецом и на особом языке, на котором только можно было говорить с божеством. И хотя употребление этого языка другимилюдьми считалось святотатством, его знание было всеобщим, ибо отразилось в общественном устройстве, обыденной жизни и, главное, в богатейшемнародном творчестве ингушей.

Есть и еще один знаковый момент, который говорит и о всестороннем проникновении автора в представленный им массив данных о жизни ингушского народа, но не в меньшей степени является свидетельством его редкой исторической интуиции. Среди множества подходов к выделению ритмов и циклов истории совершенно необоснованно затерялся подход, суть которого состоит в том, что в ряду столетних периодов порой обнаруживаются сбои. Завершившийся век не может или не хочет уйти с последним ударом курантов. События, начатые в нем, должны иметь свое логическое завершение в наступающем столетии.

 Британский историк Эрик Хобсбаум дает понятия «долгий XIX век», который длился с 1789 по 1918 гг. и «короткий XX век» - 1918 по 1991 гг.(2) Напротив, итальянский экономист и социолог, один из крупнейших представителей мир - системного анализа Джованни Арриги утверждает, что XX век является долгим(3). Станет ли тот или иной век длинным или коротким зависит от того, к какому столетию отнести его первое и его же последнее десятилетия. Отсюда понятно, что вынесенный в заголовок книги М.М. Зязикова хронологический период – «на рубеже веков» - заставляет читателя задуматься о том, что же формировало хронополитическое и социокультурное единство ингушского народа в последнее десятилетие XIX и первое десятилетие XX веков. Но главное в другом, почему для нас нынешних, совсем недавно вышедших из первого десятилетия уже нового XXI века, так актуально понять, какие характерные черты определяют механизм социального перехода, во-первых, приходящегося на этот сложный транзитный период, и во-вторых, столь часто работающий в турбулентном режиме. И также не менее актуально понимание того, что в историческом опыте, традициях народа, его культуре способно смягчить проявления этой социальной турбулентности.

 Напрашивается сравнение рецензируемой интересной и во многом энциклопедической книги с уникальным сборником разнообразных этнографических сведений об обычаях и традициях русского народа «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия», составленном Михаилом Забылиным и изданным в 1880 г.(4) В нем собрана информация о русских праздниках, свадебных и других обрядах, суевериях, сведения о верованиях, приметах, заклинаниях и заговорах, бытовавших в народе; специальные разделы посвящены быту на Руси и народной медицине, легендам о древних кладах, описанию народных музыкальных инструментов и т.д. Поэтому для читателя, проявляющего интерес к истории нашей страны, особую значимость имеет сопоставление типов хозяйственной деятельности русского и ингушского народов, разных видов народного искусства, норм нравственности и обычного права, архитектуры и фольклора, календарных и бытовых обрядов. Все это указывает на огромное многообразие и богатство форм культурной жизни. 

Весьма вероятно, в своей новой книге М.М. Зязиков предложит читателю такое сравнение. Пока же есть возможность не просто прочитать, а, благодаря яркому, творческому оформлению книги и зрительно представить удивительную и самобытную культуру ингушского народа.

(1)  Этнографическое описание народов России / Под ред. Г.-Т. Паули. СПб, 1957 // http://lib.rus.ec/b/189399/read
(2) См., например: Горизонтов Л.Е. Славянские народы и империи в долгом XIX веке. Размышления о векторах исследований// Всероссийское совещание славистов. М., 2005.
(3) См.: Арриги Дж. Долгий двадцатый век: Деньги, власть и истоки нашего времен. М., 2007. 
(4) См.: Забылин М.Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия. М., 2011.