Современный католицизм представляет собой многоплановое и многоуровневое явление, что выражается как в отсутствии единства внутри самой Католической церкви по различным вопросам, так и в наличии многочисленных католических деноминаций, как консервативного, так и либерального характера, стоящих на различных позициях. Как представляется, сложно не согласится с мнением о том, что в последние десятилетия католицизм переживает серьезный институциональный и духовный кризис, продиктованный, в первую очередь, изменениями, произошедшими в мире с наступлением эпохи глобализма и связанной с ней либерализацией общественных ценностей. Несмотря на то, что II Ватиканский Собор предпринял ряд мер по преодолению разрыва между учением (в первую очередь, социальным) Католической церкви и современным миром, за прошедшие с его деятельности пятьдесят лет в мире произошли серьезные изменения, которые требуют от Церкви поиска новых путей реализации своей миссии.
Как отмечал в 1995 г. биограф папы Иоанна Павла II Т. Шульц, «в связи с повсеместным отходом от Католической Церкви в Латинской Америке, а так же в других уголках мира – особенно в Соединенных Штатах и Западной Европе – возникает вопрос о характере и природе Римской Церкви на последнем этапе понтификата Иоанна Павла II, а так же в близкие уже годы нового тысячелетия». Как представляется, данный вопрос не теряет своей актуальности и сегодня, когда дискуссия о месте и роли религии в современном мире не только не ослабевает, но и получает новое развитие.
Этапным событием в жизни Католической церкви явился II Ватиканский Собор, прошедший в период с 1962 по 1965 гг. Именно его решения и постановления сегодня лежат в основе католической доктрины как целостного религиозного мировоззрения, претендующего на истинность и универсальность. Как отмечал еще в 1998 г. арх. Т. Кондрусевич, «хотя уже прошло более тридцати лет со дня окончания II Ватиканского Собора, в течение которых Католическая Церковь продолжала и продолжает реализовывать, а также развивать его учение, надо отметить, что это развитие происходит в направлении, указанном Собором». В то же время, председатель Папского совета по содействию единству христиан кардинал Кассиди, говоря о наследии Собора, указывал, что это наследие «следует передавать другим и обдумывать, потому что в нем отражается лик католической Церкви».
Существует и противоположный взгляд на Собор и его итоги. Он представлен, в первую очередь мнением интегристов – католических консерваторов. С их точки зрения, «факты свидетельствуют о том, что в настоящее время соборный либерализм сводит Церковь в могилу». Похожее мнение высказывают и умеренные критики постсоборного католицизма: «Что осталось от надежды, которая наполняла нас тогда (после II Ватиканского Собора – А.Д.)? Когда я смотрю на Германию, то понимаю, что многие надежды разрушены… если можно говорить об оживлении католицизма в целом, то не может быть и речи о христианизации общества. Вместо этого стал очевидным факт расцерковления и дехристианизации общества».
Таким образом, задачей данной статьи является анализ современного католического учения о Церкви и ее месте в современном мире.
Экклезиология католицизма остается неизменной уже многие столетия. Тем не менее, во второй половине XX века в ней произошли некоторые корректировки, которые следует учитывать при анализе деятельности Католической церкви в целом. Догматическая конституция о Церкви, повторяя Никейский символ веры, отмечает, что созданная Христом и доверенная апостолам истинная Церковь «пребывает в католической Церкви, управляемой преемником Петра и Епископами в общении с ним…» (LG,8). Не вдаваясь в богословские тонкости, отметим, что, безусловно, лишь себя Католическая церковь признает в качестве истинной исполнительницы и хранительницы Божьей воли, хотя и допускает, что другие христианские Церкви так же сопричастны к ней. Особенно ярко эта идея выражена в Декрете об экуменизме (Unitatis Redintegratio), в котором высказывается сожаление по поводу отпадения части христиан от Католической церкви в процессе исторического развития, но делается вывод, что «оправдавшись верой в крещении, они сочетаются Христу и, следовательно, по праву носят имя христиан, а чада Католической Церкви с полным основанием признают их братьями в Господе» (UR,3).
Признавая других христиан своими собратьями, Церковь, тем не менее, полагает, что лишь она являет собой «всеобщее орудие спасения», так как только через нее «можно получить всю полноту спасительных средств» (UR,3). В результате Декрет закрепляет метафизическую уникальность и онтологическую эксклюзивность Католической церкви. На чем же основываются подобного рода утверждения? С точки зрения католической догматики, только Католическая церковь одарена всей полнотой Откровения. В виду того, что само Откровение заключено в Священном Писании и Священном Предании, Церковь рассматривает оба эти элементы, как необходимое условие его полноты. Священное Писание предполагает, что последним Откровением стало явление Христа, который передал свое учение апостолам, а те, в свою очередь – епископам. Священное Предание – «изречения святых Отцов» (DV,8). Но в предлагаемой модели присутствует и третий элемент, без которого первые два становятся «вещью в себе» - Учительство Церкви, которому была передана «обязанность аутентичного истолкования письменного и переданного Слова Божия» (DV,10).
Таким образом, полнота Откровения присуща лишь Католической церкви, чье учительство признается единственно верным. Кроме этого, важным фактом является и канонически принятая прямая преемственность между апостолом Петром и римскими папами.
В результате, II Ватиканский Собор в своих документах закрепил особый статус Католической церкви, как «одной сложной реальности», состоящей «из человеческих и божественных элементов». При этом Учение Церкви рассматривалось как универсальное и всеобъемлющее. Именно в период проведения Собора, как отмечет Г. Круглова, зародилась «католическая глобалистика», начало которой было положено энцикликой папы Иоанна XXIII «Мир на земле» (Pacem in Terris) (1963 г.),
и «которая впервые в истории церкви была адресована не только католикам, но и “всем людям доброй воли”».
С точки зрения католицизма Спасение возможно лишь в общении с ним и нахождении в лоне Церкви: «Вера обязательно имеет экклезиальную форму, исповедуется изнутри Тела Христова как конкретное общение верующих. Именно из экклезиального пространства она открывает отдельного христианина всем людям».
Тем не менее, некоторые постановления II Ватиканского Собора давали основания некоторым наблюдателям делать вывод чуть ли не об отступлении католицизма от христианского учения. Так, д-р богословия К. Жеффре отмечает, что «После II Ватиканского собора стало правилом говорить о том, что мы переросли жесткое толкование известно изречения: «Вне Церкви нет спасения». В Lumen gentium, 16, II Ватиканский собор однозначно заявляет о возможности спасения вне Церкви».
В результате, спустя несколько десятилетий после Собора, Церковь окончательно разъяснила свою позицию по данному вопросу. Фактически, постановления II Ватиканского Собора подверглись определенной корректировке в начале 2000 гг., а возможная двойственность трактовки самой Церкви (как одной из многих, где присутствует истина) была пресечена Конгрегацией доктрины веры. Окончательно церковную позицию по данному вопросу в 2000 г. выразил кардинал Й. Ратцингер, когда в свет вышел документ «Господь Иисус» (Dominus Iesus). В нем говорилось: «В связи с единственностью и вселенским характером спасительного посредничества Иисуса Христа необходимо твердо верить в истину католического вероучения о единственности основанной Им Церкви. Поскольку есть один Христос, то существует одно Тело Христово и одна Невеста Господня… Таким образом, существует единственная Церковь Христова, пребывающая в Католической Церкви, руководимой Преемником св. Петра и епископами, состоящими в общении с ним». Говоря о том, что другие религиозные традиции, возможно и «несут в себе крупицы духовности», Й. Ратцингер указывал, что «нельзя приписывать им Божественное происхождение, спасительную силу и действенность самим фактом своего совершения (ех ореre operato), которыми обладают таинства христианской Церкви».
Как разъясняла уже в 2007 г. Конгрегация доктрины веры, согласно католической доктрины, возможно утверждать, что Церковь Христова присутствует и в церквях и церковных общинах, находящихся «не в полной мере в общении с Католической церковью, за счет тех элементов истины, которые в них присутствуют» (в данном случае делалась отсылка к экуменической энциклике Иоанна Павла II «Да будет все едино»), при этом слово «существует» (subsists) можно относить только к самой Католической церкви, которая является единственной, и в которой пребывает «Церковь Христова» (LG, 8). Иными словами, как объяснял крупнейший польский теолог кардинал С. Наги, «спасение этих людей — это не спасение в Церкви, т.е. не на установленном Христом обычном пути спасения, но спасение, опирающееся на спасительное дело Христа, находящееся в Церкви, а следовательно, через Церковь, хотя и совершенно необычным путем. Установленная Христом Церковь есть данное Богом человеку могучее средство спасения, которое, однако, Творец спасения может заменить другим или допустить особый способ им воспользоваться».
Таким образом, безусловно, Католическая церковь сегодня признает себя единственным истинно христианским сообществом (народом Божьим), «столпом и утверждением истины (1 Тим 3, 15)», единственным истинным мистическим «телом Христа», в котором присутствует вся полнота божественного откровения. Данная богословская максима определяет воззрение католицизма на все религиозное пространство, позволяя постулировать экуменические устремления. В силу своего учения, как отмечал А. де Любак, «Церковь обнаруживает не только стремление, но и способность собрать всех». II Ватиканский Собор постановил, что «под “экуменическим движением” подразумеваются все дела и начинания, которые возникают в зависимости от различных потребностей Церкви и возможностей, предоставляемых данной эпохой, и стремятся содействовать христианскому единству». При этом Конгрегация доктрины веры поясняет, что «экуменизм имеет не только институциональный характер… но является так же задачей каждого верующего, прежде всего посредством молитвы, покаяния, изучения и сотрудничества. Везде и всегда, каждый католик имеет право и обязанность свидетельствовать и провозглашать свою веру».
Исходя из своей природы, Католическая церковь выстраивает отношения с внешним миром. И здесь довольно остро встает вопрос об отношениях Церкви и государства. Определяя свое место в мире, Церковь отмечала свой «надмировой» характер. В своих соборных документах она четко постулировала, что «Церковь…в силу своего служения и назначения никоим образом не смешивается с политическим обществом и не связывается ни с какой политической системой» (GS, 76), что «Церковь не связана ни с одной частной формой культуры, ни с одной политической, экономической или социальной системой» (GS, 42). В то же самое время именно II Ватиканский собор сформулировал новое понимание Церкви как Народа Божьего, а не только Тела Христова. Но очевидно, что «Народ Божий» живет в различных государственно-правовых и политических системах, то есть априори связан с конкретными политическими, экономическими и социальными культурами. Таким образом, как представляется, в данном случае имеет место некоторое противоречие, которое, впрочем, теоретически снимается соборной трактовкой Церкви как «одной сложной реальности».
Более того, раздел 25 Пастырской конституции о Церкви в современном мире (О взаимозависимости между человеческой личностью и человеческим обществом) гласит: «Из социального характера человека проистекает зависимость между успешным развитием человеческой личности и ростом самого общества… Ведь началом, предметом и целью всех общественных установлений является и должна быть человеческая личность, поскольку она по своей природе неизбежно нуждается в общественной жизни», при этом «из социальных связей, необходимых для развития человека, одни более непосредственно соответствуют его внутренней природе — как семья и политическое общество; другие же исходят скорее из его свободной воли». Таким образом, Католическая церковь учит, что «политическое общество» не является лишь необходимостью социального бытия человечества, но есть нечто соответствующее внутренней природе человека. В результате, мы получаем некоторую диалектическую конструкцию, в которой соединяются и борются две составляющие: вселенский, надмировой, трансцендентный характер Церкви и ее реальное посюстороннее бытие. Град Земной и Град Божий. Или, говоря любимой фразой папы Иоанна XXIII, «хотя Церковь не из мира сего, но она в этом мире».
Крайне важно уточнить, что сама Церковь понимает под «политическим сообществом», то есть под государством. Католическая церковь учит, что «люди, семьи и различные объединения, составляющие гражданское общество, сознают, что сами они не в состоянии наладить вполне гуманную жизнь, и потому чувствуют необходимость в более полном сообществе, где все люди ежедневно прилагали бы усилия к более успешному обеспечению общего блага. Поэтому они устанавливают различные формы политического сообщества». Однако, в виду того, что «в политическом сообществе сосуществует множество различных людей, которые на законных основаниях могут склоняться к различным мнениям», для того, чтобы оно не распалось «требуется власть, которая направляла бы силы всех граждан на общее благо». Таким образом, Католическая церковь признает государственно-политическое разделение мирового пространства, но при этом подчеркивает, что основная цель государства – работа на благо своих граждан. Церковные документы поощряют любовь к родине, но при условии, что она не будет, согласно христианской догматике, превосходить любовь ко всему человечеству: «Пусть граждане великодушно и преданно питают любовь к своей родине, избегая, однако же, узости мышления, то есть таким образом, чтобы при этом всегда стремиться ко благу всей человеческой семьи, состоящей из рас, народов и наций, связанных разнообразными узами».
Итак, каким же параметрам должно соответствовать «политическое общество», чтобы человек чувствовал с этим обществом, согласно учению Церкви, «социальную связь», то есть идентифицировал себя в качестве гражданина государства?
В государстве не может быть дискриминации ни по какому признаку. Католическая церковь учит: «Конечно, в силу различий в физических способностях и разнообразия в интеллектуальных и нравственных силах не все люди равны между собою. Однако всякую дискриминацию в основных социальных или культурных правах личности, проводимую по признаку пола, национальной принадлежности, цвета кожи, социального положения, языка или религии, следует преодолеть и устранить как противную Божию Замыслу».
Безусловно, принципиальным остается и вопрос об отношении к собственности. Церковь полагает, что «частная собственность либо тот или иной вид владения материальными благами обеспечивают каждому человеку совершенно необходимый простор для личной и семейной независимости, и потому их нужно рассматривать как расширение человеческой свободы».
Таким образом, согласно вышеперечисленным параметрам, очевидно, что верующий католик может в полной мере ощутить себя гармонично лишь с современном западном государстве, которое этим критериям соответствует (по крайней мере, в базовой части). В то же самое время, многочисленное католическое население второго и третьего мира (христиане «глобального юга») не всегда оказываются в том же положении, что ведет к двояким последствиям. С одной стороны, несоответствие целого ряда государств требованиям учения Церкви позволяет Ватикану выступать в качестве мощной политической силы, под контролем которой находится многомиллионная паства. Не соотнесение индивидом себя с обществом и государством из-за их несоответствия требованиям Церкви может приводить в католических странах к самым непредсказуемым последствиям, вплоть до смены политических режимов (например, деятельность Иоанна Павла II в Польше). Но с другой – создает проблемы и самой Католической церкви, формируя внутри нее новые, порой оппозиционные течения (например, латиноамериканская теология освобождения).
Говоря о соотношении светского/духовного в трактовке власти Католической церковью следует отметить, что «в католической доктрине разграничивается сам принцип власти, являющийся божественным установлением и конкретные способы ее осуществления, зависящие от людского произвола». Таким образом, сам институт власти с точки зрения католицизма должен в любом случае быть почитаем, но это не относится к конкретным правителям. Подобная трактовка дает Церкви возможность не только давать оценку тому или иному политическому режиму и государственному строю, но и влиять на них.
Как отмечает А.М. Солмин, «внутренний смысл обновленчества в отношении к политике состоит, однако, в том, чтобы убедить католическую церковь играть в общественной и политической жизни активную роль, постараться перехватить инициативу у светских сил и даже монополизировать ее…». При этом далеко не вся Церковь согласна с подобной трактовкой. В частности, католический традиционализм выступает против подобной политической активности Церкви. В результате, как верно подчеркивает тот же А.М. Солмин, «что касается Ватикана, то, подчиняясь в значительной мере обновленческой тенденции, он, оставался при всех последних папах в «центре»… Отказ от политического вмешательства – это явное стремление вывести церковь из политики; но курс на укрепление духовных основ современного общества (а не только церкви) – есть задача по определению общественная и в потенции – политическая».
Вместе с тем, разумеется, как и раньше, «церковь претендует на особое положение в сфере политики и обосновывает это своей трансцендентной природой». При этом «она в своем социальном учении не действует ни против государства, ни исключительно в его интересах».
Следует отметить, что современный католицизм отличается значительной гибкостью в проведении своей политической линии. Говоря о международной деятельности Святого Престола, следует учитывать тот факт, что его международный статус не следует отождествляться с международным статусом всей Католической Церкви. Как отмечает С.В. Дьяченко, сама «Вселенская католическая церковь не может быть признана субъектом международного права, несмотря на то, что выступает по отношению к Святому престолу в качестве первичного правового порядка», а тот «тот факт, что Святой престол как суверенный правовой порядок обладает качеством международной правосубъектности, не означает признания аналогичного статуса в целом за католической церковью». Иными словами, хотя в основе международной деятельности Ватикана лежит католическое каноническое право, на международной арене в качестве субъекта отношений выступает именно государство Ватикан, но не вся Католическая Церковь. При этом, следует подчеркнуть, что для реализации своей внешнеполитической линии Ватикан задействует разветвленный аппарат Католической Церкви по всему миру.
Католической церкви приходится учитывать множественные региональные особенности. Так, например, как отмечают З. Эниэди и Д. О’Махони, говоря о чешских и венгерских католиках, «конечно, они не типично либеральны. Они, к примеру, критикуют свободный рынок и имеют тягу к традиционным моральным нормам… Католическая церковь в регионе комбинирует различные дискурсы для достижения своего интереса как части демократического проекта». Определенно, тоже самое можно сказать и о стратегии Католической церкви в других регионах мира.
Как отмечает Н.Н. Поташинская, Иоанн Павел II неоднократно заявлял, что «Католическая церковь не претендует на политические или технические решения, на предоставление каких-то рецептов построения земного человеческого общества» и подчеркивал, «что церковь государству не конкурент, а партнер…». Более того: «Церковь – это инструмент, «Семя и Начало» Царства Божьего; она не является политической утопией». Тем не менее, несмотря на декларируемую аполитичность и надполитичность Церкви, Ж. Маритен писал: «Человек вообще, хотя и не в силу его целостной самости и всего, что он собой представляет или имеет, есть часть политического общества; таким образом, вся его деятельность в сфере сообщества, как и его личностная деятельность, является следствием политического целого». В результате, Католическая церковь на сегодняшний день является заметным актором как внутри, так и внешнеполитических процессов. Но если на международной арене она выступает в качестве суверенного государства, то во внутренней политике суверенных государств - в качестве религиозного института.
Таким образом, несмотря на ослабление своих позиций, Католическая церковь продолжает выступать в качестве активного политического игрока как на международной арене, так и во внутриполитических делах различных государств. Декларируя формально неучастие в политической деятельности, в реальности Церковь придерживается четко выраженных политических позиций, отстаивая демократическое политическое устройство государства при сохранении рыночной экономики и ее дальнейшей глобализации. При этом в качестве основного требования она выдвигает принцип субсидиарности, то есть недопущения передачи всей власти исключительно на высший (в том числе, глобальный) уровень.
Современный католицизм, при всей своей видимой аполитичности представляется серьезной политической силой, способной влиять, в том числе, и на глобальные политические процессы. Претендуя на моральный авторитет для всего католического мира, папа Франциск активно высказывается по многим глобальным проблемам современности. И хотя, как отмечают социологические опросы, далеко не все католики знакомы с позицией папы по тем или иным вопросам, его влияние не следует недооценивать, так как в качестве главы Церкви он остается несомненным авторитетом для сотен миллионов верующих по всему миру.