Архиепископ Анастасий (Грибановский).
Одной из важных проблем русских православных общин за границей стало налаживание церковного управления при отсутствии прямых контактов с патриархом Тихоном (1917-1925), однако при сохранении духовного единства и евхаристического общения. Еще во время Гражданской войны Святейший Патриарх издал указ о том, что те области, которые не имеют контактов с Москвой, где пребывал патриарх, должны быть самоуправляемы, ведь без этого не могло быть принято ни одно важное решение.
Так, после Гражданской войны было организовано и русское церковное зарубежье: епископы, оказавшиеся в эмиграции, вместе со своим духовенством и паствой создавали свои общины и даже епархии. Большинство епископов-эмигрантов объединилось в зарубежный Синод русских епископов (в последующем — Синод Русской Зарубежной церкви). Западноевропейской русской митрополией с центром в Париже управлял митрополит Евлогий (Георгиевский), а в 1933 г. его митрополия перешла под покровительство Константинопольского патриарха. Американская митрополия Русской церкви также стала самоуправляемой, а в 1970 г. превратилась в автокефальную Православную церковь в Америке.
Сходная ситуация была и в Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Поскольку начальник миссии архим. Леонид (Сенцов) не вернулся из России (о. Леонид поехал на Поместный Собор и неожиданно умер в ноябре 1918 г.), то решение текущих дел осталось в руках одного из самых опытных членов миссии – о. Мелетия (Розова). Русские епископы, оказавшиеся вне советской территории, постарались направить одного из своей среды в Иерусалим для поддержания авторитета русской миссии перед лицом Иерусалимского патриархата и новых гражданских властей в Палестине. «Известие пришло в Иерусалим, - писала инокиня Вера (Беляева) о событиях 1918 г., - что едет русский архиерей. Многие русские пошли на вокзал встретить иерарха Русской церкви. Встретили владыку епископа Павла, который ласково и милостиво благословлял собравшийся для встречи русский народ. Греки архимандриты приветствовали владыку, приняли его на патриаршую и дали ему приличную квартиру, со столом и прислугой. Русский родной наш владыка, епископ Павел, как поклонник, неутомимо и ревностно поклонялся святым местам. Ночью на Божественной Голгофе сам читал акафисты. Усердная в это время была молитва русских, исстрадавшихся в войну, людей. Послушали мы службы архиерейские и премудрые поучения епископа Павла. Это богослов, Златоуст и добрый отец. Когда он служил, храмы были полны русского народа, отрадна была молитва за этими торжественными и праздничными богослужениями. По окрестностям Иерусалима владыка ходил пешком для поклонения святым местам. Русские поклонницы большими толпами ходили за ним. Дорогой паломник держал себя просто, на удивление всем. У нас на Елеоне три раза служил и посетил каждую сестру, приходил во все келлии, спрашивал имя, губернию и монастырское послушание, со всеми занимался, говорил прямо, просто, как родной отец. Мы все ходили с ним по келлиям, весело и свободно разговаривали, как с простым, но дорогим нашим батюшкой... За его доброту все его полюбили, даже греки... 22-го июля, в 6 часов вечера, с душевной скорбью и печальной тоской пошли все русские на вокзал провожать дорогого архипастыря. Приехал владыка, в сопровождении греков архимандритов, и всех нас принял под благословение. Когда зашел в вагон, мы почувствовали себя сиротами, грустно повесили головы, и многие плакали... Долго грустили мы об этом высоком человеке, который, казалось нам, послан с неба Самим Господом для утешения после дней скорби и печали».
Епископ Павел (Вильковский. 1870-1933) пробыл в Иерусалиме два месяца. Его целью была ревизия имущества Миссии. По итогам ревизии он сдал на хранение американскому консулу «4 пуда» документов. Вскоре после этого еп. Павел вернулся в Россию. В 1933 г. был расстрелян по приговору тройки ОГПУ.
В 1920 г. Великобритания официально получила мандат на управление Палестиной. В 1922 г. он был утвержден Лигой Наций и действовал до 15 мая 1948 г., до провозглашения государства Израиль. В 1921 г. Высшее русское Церковное Управление за границей, находившееся в Константинополе, послало на Святую Землю архиепископа Анастасия (Грибановского) в качестве своего представителя «для упорядочения церковных, гражданских, имущественных и всяких других дел Миссии». В 1926 г. британские власти приняли «Ордонанс об управлении русской собственностью» на Святой Земле, который закреплял за британскими властями право верховного распорядителя. Теперь основным доходом Миссии и Палестинского общества стала сдача в аренду английским учреждениям более двух десятков зданий. Договоренность с англичанами по поводу аренды стало одним из результатов поездок архиеп. Анастасия в Иерусалим в 1921 г. Так, архиепископ Анастасий стал наблюдающим за делами Миссии от имени зарубежного Синода с начала 1920х гг. и до своего избрания первоиерархом Русской Зарубежной церкви в 1936 г. Но и после этого, до своей смерти в 1965 г. в Америке, он не прекращал заботиться о русской Палестине.
В мае 1923 г., Советский Союз предпринял первую попытку забрать себе русскую собственность на Святой Земле. Сделал это Леонид Красин, советский дипломат, член торговой делегации (официальных дипломатических отношений между Британской империей и Советским Союзом тогда не было). В своём письме Британскому МИДу он ссылался на декрет 1918 г. о национализации в Советском Союзе собственности всех религиозных организаций. Англичане могли на это ответить, что ещё по Османскому праву никакие вакуфные земли не могли быть национализированы.
Русская эмиграция и церковь сразу же отреагировала на это. Митр. Евлогий обратился к британским властям с тем, что русские владения на Святой Земле «не должны быть отданы, даже на время, в руки посторонних, а должны быть оставлены, как они были и раньше, во владении Русской Православной Церкви, в лице ее вышеназванного верного представителя», т. е. самого митр. Евлогия, который был каноничным представителем патр. Тихона в Западной Европе.
В 1924 г. Иерусалим посетил митр. Антоний (Храповицкий), глава русского зарубежного синода. Его приезд оказался решающим для сохранения русского присутствия на Святой Земле. Во многом благодаря его паломничеству, «русская Палестина» на десятилетия юридически стала частью русского зарубежья. Антоний (Храповицкий), митрополит Киевский и Галицкий (1863—1936), был в то время одним из старейших и авторитетнейших русских архиереев. На Соборе 1917 г. он являлся одним из трёх кандидатов во время выборов патриарха, и именно он набрал большинство голосов. Впрочем, из трёх кандидатов, набравших наибольшее количество голосов, избирали уже по жребию, и промыслом Божиим был избран митр. Тихон (Белавин).
Митр. Антоний был дворянского происхождения и являлся выпускником Санкт-Петербургской Духовной Академии. В конце XIX в. он попеременно был ректором трёх духовных академий: Санкт-Петербургской, Московской и Казанской. Это создало ему популярность в русском образованном обществе, а также сделало его известным огромному количеству представителей духовенства, обучавшихся в семинариях и академиях в те годы. В том числе – многим из греческого и балканского православного духовенства, которые учились в России. Когда уже в эмиграции митр. Антоний общался с сербскими или греческими священниками, или епископами, оказывалось, что многие из них были его учениками. Для православного Востока это сделало митр. Антония самым популярным и авторитетным из русских епископов.
С 1900 г. Антоний был уже правящим епископом, сначала в Уфе, а потом долгие годы на Украине – на Волыни, в Харькове, Киеве. Во время Гражданской войны он оказался старшим архиереем на территориях юга России, подконтрольных Белой армии. Затем в эмиграции, где он стал председателем русского зарубежного синода, находившегося в те годы в Сербии.
Одной из важнейших черт митр. Антония была любовь к студенческой молодежи, которую он очаровывал. Многие под его влиянием выбирали монашеский путь. Один их этих молодых людей – архим. Киприан (Керн) – так впоследствии писал о своем наставнике: «Митрополит Антоний покорял, очаровывал силою своего нравственного влияния на молодежь. Он незаметно, как-то автоматически опутывал молодые души силою своего пастырского влияния, своей сострадательной любви. Он не только проповедовал эту любовь, но он ее осуществлял. Он болел с грешником, переживал его грех, как свой собственный. Как он и сам говорит, в пастырском сердце это сострадание, это совместное переживание не дает уже места отдельному “я” от “ты”; в нем уже только одно “мы”. Он так близко принимал к сердцу грех другого человека, потому что это нарушало дело Христова искупления, это вносило дисгармонию... Антоний был воплощенная нравственность и совесть, хотя бы и у него были свои мелкие грехи и, может быть, даже крупные заблуждения». «Первая его черта - писал о митр. Антонии о. Василий Зеньковский - это исключительная любовь к молодежи. Всякий молодой человек, приходящий к нему, мог рассчитывать на ласку и внимание, на помощь и работу. Вторая его черта — его любовь к православному Востоку, его филэллинство. Он несколько раз в беседах со мной говорил на эту тему, во всем он отводил первое место греческой Церкви».
Вот эта любовь к греческому миру, а также то, что многие из греческих иерархов раньше были учениками митр. Антония, очень помогло во время его паломничества на Ближний Восток и в Святую Землю, которое он совершал с апреля по октябрь 1924 г., заодно посетив всех трёх православных патриархов этого региона – Александрийского, Иерусалимского, Антиохийского.
Для «Русской Палестины» приезд митр. Антония имел практическое значение.
В итоге британцы издали в 1924 г. «Устав о благотворительных фондах», который дал мандатным властям широкие полномочия в отношении вакуфных земель и имущества религиозных организаций в Палестине.
Вся эта неопределенность судьбы русских общин и владений на Святой Земле стала одной из причин приезда митр. Антония, который видел «русскую Палестину» связанной с русским зарубежным синодом. И он смог сохранить эту связь. Некоторая опасность исходила от Иерусалимской патриархии, которая была бы рада подчинить себе русскую миссию и монастыри, особенно в условиях отсутствия российского государства и массового паломнического движения. Авторитет старого митрополита перед греками был достаточен, чтобы русская миссия не была ими поглощена. Ну и, конечно, переговоры с новыми британскими властями Палестины о сохранении статуса русской миссии. Так об этом писал архиеп. Анастасий в Париж своему другу кн. Е. Н. Трубецкому в 1925 г.: «Само собой понятно, что отсутствие полномочного канонического представителя Русской Церкви [т.е. после смерти патр. Тихона] колеблет наше положение и здесь, в Палестине, где английские власти взяли наше имущество под свое “управление”. Я не имею права пока жаловаться и сетовать на нашего “администратора”, который искренне заботится о наших приходах, но сегодняшний день не всегда ручается за завтрашний». И ещё – «Здесь я должен сказать с полным бесстрастием, что имя владыки Антония есть единственный авторитет, с которым здесь серьезно считаются».
Итак, к середине 20-х гг. «русская Палестина», состоявшая из владений Русской Миссии и Православного Палестинского Общества, оказалась под британским управлением и в канонической связи с зарубежным синодом. Более двух десятков русских зданий сдавались в аренду английским учреждениям или частным лицам, и это являлось основным доходом русских, живших в Палестине. Русская церковь на Святой Земле по-прежнему управлялась начальником Русской Духовной Миссии, но фактически – русским епископом, который жил в Иерусалиме и считался наблюдающим от имени зарубежного синода. Наличие архиерея должно было повысить статус и авторитет миссии. В течение многих лет этим русским архиереем был архиеп. Анастасий (Грибановский), который не только обладал большими административными талантами, но и любил Святую Землю.
Итак, присутствие Русской церкви в Палестине оставалось возможным и после революции, с одной стороны, благодаря признанию Поместного Собора 1917 года и избранного на нем Святейшего Патриарха Тихона. Имя патриарха Тихона поминалось на богослужениях во всех русских храмах Святой Земле. С другой стороны, это присутствие сохранилось, благодаря благословению Святейшего Патриарха на «децентрализацию» церковного управления, в первую очередь его указу № 362 от 7/20 ноября 1920 года. В условиях отсутствия связи с Москвой Русская Духовная Миссия в Иерусалиме могла оставаться частью Русской церкви, сохраняя свои контакты с русскими архиереями в зарубежье. Это сохранило ее от присоединения к Иерусалимскому патриархату в административном плане. В какой-то момент казалось, что управление Русской миссией может оказаться в руках митр. Евлогия (Георгиевского). Однако это было связано лишь с тем, что Палестина находилась под британским протекторатом, а церковная юрисдикция митр. Евлогия включала в себя Западную Европу, то есть Великобританию тоже. Но, как писал архиеп. Анастасий (Грибановский) князю Е.Н. Трубецкому, «что касается канонических полномочий, полученных владыкой Евлогием от Святейшего Патриарха, то они ясны только и даже несомненны относительно западно-европейских церквей. Попытка толковать их расширительно встречает очень серьезные возражения со стороны остальных епископов, и владыка Евлогий проявил не только бескорыстие, но и большую мудрость в том, что не стал распространять своих претензий на единоличное управление всей Зарубежной Церковью». Посещение митр. Антонием (Храповицким) Святой Земли и трех Ближновосточных правослвных патриархатов в 1924 году закрепило связь Русской Духовной Миссии с Зарубежным Синодом в глазах как русских, так и правславных греков. И эта ситуация не изменилась на протяжении всего Британского мандата. Пребывание в Иерусалиме архиеп. Анастасия (Грибановского) и само создание должности наблюдающего за русскими делами в Палестине от лица Зарубежного Синода стало важным фактором поддержания этой системы, сложившейся в начале 1920х годов, еще при жизни Святейшего Патриарха Тихона.
На многие десятилетия русские эмигранты оказались отделены от России, однако они сами остались Россией в Зарубежье, сохраняя там русскую культуру, имущество, Церковь. Многие из них могли бы сказать о себе словами И. А. Бунина, написанными в 1925 году: «Зияет перед моими глазами этот ров, вернее, бездонная могила, где лежат десятки тысяч тех, с кем я был и есмь и памяти которых я, конечно, никогда не изменю, через трупы которых никогда не полезу брататься. Но могила эта отделяет и вечно будет отделять меня не от России…».