КОНКУРС
на лучшую научную и научно-публицистическую работу по теме: Молодежная политика. 
Цифровая экономика и регионоведение.

Текущий номер

Лана Виллебранд Наркополитика как спор о словах

Наркополитика как спор о словах

Лана Виллебранд,

кандидат социологических наук

 

Цель: проанализировать конфликт за право легитимного номинирования в поле наркополитики в преддверии 52-й сессии Комиссии ООН по наркотическим средствам.

Наркополитика – в том ее выражении, которое задается международным правовым полем – находится в пункте преломления.

Не всякая сфера человеческой деятельности предоставляет такую великолепную возможность разобраться в механизмах своего функционирования, как наркополитика 2008-2009 годов.

В начале марта 2009 года в Вене пройдет встреча на высшем уровне Комиссии ООН по наркотическим средствам, CND – центрального органа ООН для принятия политических решений в области наркотиков. Во время последней Специальной Сессии Генеральной Ассамблеи ООН по наркотикам, UNGASS, которая состоялась в Нью-Йорке в 1998 году, мировое сообщество подтвердило, что конвенции ООН о наркотиках должны оставаться базой и руководящим документом для формирования национальной наркополитики государств, ратифицировавших конвенции. На встрече CND будет проведена оценка достигнутого за прошедшие 10 лет, чтобы подтвердить или изменить существующие цели и видение в наркополитике на глобальном уровне.

Международный комитет по контролю над наркотиками (МККН) – орган ООН, уполномоченный следить за соблюдением конвенций – не раз за эти 10 лет критиковал в своих докладах отдельные государства за нарушение установленных в конвенциях принципов на практике. Одним из наиболее ярких примеров является практика муниципального или государственного финансирования помещений для внутривенного введения наркотиков. Аналог опиумных притонов начала 20 века, по выражению проф. Годсе, президента МККН.

В преддверии встречи на высшем уровне различные заинтересованные группы и организации прилагают усилия для того, чтобы сохранить или пошатнуть статус-кво.

Так, в сентябре 2008 года в Стокгольме состоялся первый Всемирный форум против наркотиков, на который собрались представители неправительственных организаций из 82 стран мира, чтобы продемонстрировать поддержку конвенций ООН в их настоящем виде. Форум завершился подписанием декларации, которая будет направлена в ООН и которая одновременно является уставным документом новой сети неправительственных организаций против наркотиков. В Декларации правительства призываются сделать сокращение спроса своей приоритетной задачей в борьбе с наркоманией.

В это же время Европейский Союз опубликовал Четырехлетнюю программу против наркотиков и объявил о создании Европейского альянса против наркотиков. Внутренняя политика ЕС по наркотикам имеет значение для предстоящей оценки. Внимательные читатели этого документа, как, например, независимый шведский эксперт Торгни Петерсон, призывают обратить внимание на использование терминов: альянс создается с целью уменьшения вызываемого наркотиками вреда и ограничения предложения, а не – в первую очередь – с целью сокращения спроса на наркотики.

Перед нами – явно конфликтная наркополитическая ситуация. На поверхности – конфликт формулировок. Говоря проще, спор о словах.

Для того, чтобы разобраться в этом конфликте, давайте воспользуемся средствами современного социологического анализа, предлагаемого французским социологом Пьером Бурдье.

Подход Бурдье интересен для нас тем, что в нем достигается удачный баланс между двумя основными дихотомиями социальных наук: объективизмом и субъективизмом. Это значит, что мы получаем возможность анализировать конвенции ООН, роль государства в формировании наркополитики, функционирование важнейших социальных институтов, таких как образование или СМИ, статистические сводки наркополиции и одновременно не упускать из виду индивидуального потребителя на улице, который принимает решение купить или отказаться от покупки наркотика.

Наркополитика представляет собой четко структурированное социальное пространство – поле. Исследователь находит структуры поля уже сложившимися, готовыми. Все те, кто занимаются вопросами наркотиков в силу своей профессии или личного интереса, уже классифицировали, структурировали пространство своей деятельности до того, как за его анализ взялись социологи, конфликтологи или философы.

Но поле – это еще и объект восприятия. Оно вопринимается нами, оценивается, у нас есть определенные представления о его развитии, о способах действия в нем. Поле наркополитики, как и другие поля, как и социальная реальность в целом, не дано нам в своей фактичности, данности, презентации. Исследуя поле, мы имеем дело исключительно с совокупностью его возможных истолкований и репрезентаций (представлений о нем).

Репрезентации не существуют «хаотично» и не возникают «ниоткуда». Субъекты в поле воспринимают и действуют исходя из занимаемого ими места в социальном пространстве. Взгляд на поле – это всегда взгляд из определенной точки. Поэтому мы можем вслед за Бурдье конкретизировать понятие поля, определив его как систематизированное пересечение связей, объединяющих субъектов, обладающих сходными признаками (1). Каждое поле представляется определенными группами субъектов, позиции которых характеризуются соотношением друг с другом: близостью, сходством или удаленностью, а также взаимным расположением в пространстве относительно друг друга – выше- или нижестоящим, промежуточным или срединным.

Позиции, занимаемые субъектами, являются абстрагированной единицей социального пространства, которая обретает смысл только при наполнении ее ресурсами или капиталом. Среди основных ресурсов Бурдье на основании эмпирических исследований выделил экономический, политический, социальный, культурный и символический. Символическим ресурсом может стать любой другой, если он признается и воспринимается как легитимный.

Ресурсы распределены неравномерно, что и создает напряжение между позицями в поле.

Таким образом, описать какое-либо поле, значит выделить его структуры, заданные через отношения, а также выделить действующих субъектов – или в терминологии Бурдье – агентов. В случае наркополитики Швеции среди агентов следует выделить: государство, обладающее наиболее обширными запасами символического и экономического капиталов; частные и общественные институты – с их запасами экономического капитала; СМИ – с информационным капиталом; религиозные организации – с культурным капиталом; органы местного управления, с их ресурсами (а также наркокоординаторы на местах, «уличные наркоманы», школы, ночные клубы, ”знаменитости”, высказывающиеся о наркотиках).

Говоря об отношениях, следует выделять отношения между позициями агентов внутри поля: между различными ветвями государственной власти и различными правительственными учреждениями; между государством и местными органами власти; между общественными организациями, между СМИ и организациями, и так далее, вплоть до отношений между индивидами.

Нужно выделять и связи с другими полями: собственно полем государства, права, медицины, образования, СМИ, европейским правовым и европейским наркополитическим полями, полем международных институтов, таких как ООН.

Вся ткань этих отношений создает поле шведской наркополитики. Прежде чем новые субъекты вступают в него, оно уже дано во всей сложности существующих структур и указывает определенные направления своего восприятия, оценивания и действия в нем: какие методы профилактики следует выбирать; какую литературу читать; на конференциях каких организаций присутствовать.

Функционирование поля обуславливается постоянным конфликтом его «объективных» и «субъективных» составляющих. Ресурсы – оружие в борьбе за получение выгод – и структуры представляют собой «объективную» компоненту, они навязываются, являются седиментированными остатками предыдущих взаимодействий в поле. Так, Конвенции ООН являются результатом прошлых взаимодействий, в которых нашли свое выражение распределение сил и интересы агентов, принявших участие в их написании. Ресурсы могут как стимулировать, так и подавлять взаимодействия или практики агентов. Субъективная компонента подчеркивает, что социальное происхождение и «существование» сети позиций, групп и структур невозможны вне практик агентов, которые вопринимают их и принимают во внимание в своих взаимодействиях, направленных на воспроизводство, сохрание или изменение этих структур.

Поле – это продукт и постоянно воспроизводимый результат человеческой деятельности.

Так, посещая семинары по наркополитике, проводимые российской ветвью ECAD, их участники внесли свой вклад в конструирование самого поля наркополитики, посредством дискуссии сблизили свои позиции, сформировав агента поля – «сторону против наркотиков», как представители ECAD в России любят самоопределяться.

Однако конструирование в поле происходит не произвольно. Восприятие социального мира агентами обусловлено структурными рамками. Способность конструировать реальность зависит от занимаемой позиции, связанных с ней ресурсов, перспективы видения поля и также происходит под структурным влиянием и давлением.

Понимание поля через репрезентирование поднимает проблему согласования перспектив как различных видений социальной реальности и их относительности. Позиции являются местом производства репрезентаций. Не всякие репрезентации обладают одинаковой легимностью в поле. И не все позиции открывают возможность производства легитимных репрезентаций.

Конфликт за право производства легитимных репрезентаций является одним из основных конфликтов в поле.

Сила легитимных репрезентаций заключается в их способности представлять структуры организации поля как структуры собственно поля, наделять их статусом «объективных», внешних по отношению к агентам, выводить их происхождение из рассмотрения. На более общем уровне, представлять интерпретацию социальной реальности – репрезентацию – в виде реальности, непосредственной данности или презентации.

Апелляция к тому, «что есть на самом деле», то есть представление своей точки зрения в виде «факта» – один из наиболее сильных ходов в конфликте.

Агенты и институты используют различные ресурсы, чтобы воспроизвести или трансформировать соотношение сил, конституирующих структуру поля. При этом они пользуются чисто символическими средствами: апеллируют к «здравому смыслу» или добиваются монополи на «называние» социальных феноменов (3).

Конфликт на символическом уровне по поводу восприятия наркореальности принимает различные формы. Например, упомянутый в начале Всемирный форум против наркотиков является примером объективных действий. Эти действия приняли форму выражения общих представлений с целью выявления и привлечения внимания к некоторым реалиям наркополитики. Наркополитика трактовалась в соответствии с доминирующими представлениями. Форум проводился для выражения единства, демонстрации численности, силы и сплоченности группы.

В субъективном плане это действие было направлено на сохранение категорий восприятия и оценки наркореальности. Именно категории восприятия, системы классификации – слова и понятия, воссоздающие социальную реальность и отображающие ее – являются основной ставкой в конфликте за возможность навязать определенную точку зрения, за легитимное использование своих репрезентаций.

Легитимизация репрезентаций придает будущему универсальную ценность, освобождает от относительности, по определению присущей любой точке зрения как взгляду с некоторой позиции в поле (1).

В завершение теоретических рассуждений подчеркнем следующее: согласно концепции Бурдье, легимная структура поля является не столько результатом целенаправленной пропаганды, сколько следствием соответствия между структурами поля и структурами его восприятия и оценки.

Теперь мы можем вернуться к конфликту формулировок в период переоценки решений UNGASS 1998 года, о котором мы говорили в начале, но уже вооружившись знанием об одном из самых сильных оружий в конфликте – власти производить и навязывать (через школу, СМИ, официальные высказывания) категории мышления (слова и понятия), которые спонтанно применяются к явлениям социального мира и конкретно в поле.

«Сторона против наркотиков» занимает на сегодняшний день доминантное положение. ”Доминантное”, потому что разделяемое нами видение соответствует видению наркореальности, зафиксированному в конвенциях ООН о наркотиках – основном документе международного права, регулирующим наркотики.

Конвенции ООН о наркотиках ратифицированы абсолютным большинством государств мира и являются одними из наиболее ратифицированных документов международого права.

Примером государства, которое – в общем адекватно – следует духу и букве конвенций, является Швеция. Целостность и последовательность шведского поля наркополитики неоднократно демонстрировалось различными агентами как порознь, так и вместе. Примеры – Всешведская ярмарка и конференция «Швеция против наркотиков», которая проводится раз в два года начиная с 1993 года. Среди ее организаторов – правительственные и общественные организации и институты, работающие с профилактикой, лечением и контролем.

История формирования такого целостного подхода заслуживает отдельного рассмотрения. В контексте этой статьи важно заметить то, что среди главнейших агентов производства легимных репрезентаций в случае Швеции является государство, которое, одновременно, располагает наиболее мощными символическими, экономическими и информационными ресурсами для навязывания всем прочим агентам поля своего видения наркореальности. Одно и то же сообщение звучит из уст разных агентов и тем самым подтверждает, что легимные репрезентации соответствуют наркореальности как «она есть на самом деле». Здесь мы видим использование «сильного хода» в конфликте.

Государство производит так называемую «официальную точку зрения» (1): в ней выражается оценка, то есть осуществляется процесс познания, дающий возможность классифицировать людей и явления; в приказах, директивах содержатся указания, что должно быть сделано; в официальных отчетах типа полицейских рапортов, отмечается, что реально сделано.

Опросы общественного мнения ”подтвержают”, что широкие слои населения в целом и молодежь в частности разделяют цель «страна без наркотиков» или «нулевой толерантности», основанную на идеалах ООН. Однако в современном демократическом обществе бюрократическая власть даже с высоким уровнем признания не может добиться исключительного монопольного права формировать и навязывать видение социальной реальности или отдельного поля. Так, например, СМИ благодаря информационному капиталу и частные агенты благодаря экономическому капиталу имеют возможность состязаться в конфликте за представление своего понимания наркореальности и, соответственно, иной структуры отношений и распределения ресурсов.

Согласно Бурдье, доминирующие агенты производства легитимных репрезентаций наиболее успешны в представлении своих репрезентаций в качестве «должного», «естественного» порядка, реальности «как она есть», когда нет даже необходимости высказываться о доксе.

Так, в шведском поле наркополитики дисскусии между агентами и разворачивающиеся конфликты не касаются собственно доксы – «нулевой толерантности». Конфликты ведутся вокруг подчиненных тем, например – методов лечения, тестов в школе, применения тех или иных медицинских препаратов.

Оценка достижения целей, поставленных UNGASS в 1998 году, является интересным событием, так как представляет собой конфликт вокруг интерпретации доксы.

Мы еще не знаем, как именно результаты дискуссий в международном правовом поле наркополитики отразятся на национальном шведском поле.

Однако мы можем выделить некоторые используемые обеими сторонами методы.

Мы уже говорили о демонстрации силы и сплоченности групп посредством форумов и конференций.

Ведется конфликт о сохранении понятийного аппарата или его изменении, через составление национальных программ по наркотикам или общеевропейской четырехлетней программы. Конфликт об использовании понятий – напомню – это в своей сути конфликт за навязывание схем восприятия, оценки наркореальности и соответственно способов действия в поле.

Еще один ход в конфликте можно обозначить как «назад к генезису» или как попытку раскрыть происхождение конвенций как ошибочного предприятия, несоответствующего состоянию и развитию наркореальности, как оно было «на самом деле». Это сильный ход, так как предполагает введение новых репрезентаций в качестве презентаций и их легитимизацию.

Используется также метод проникновения «с черного хода». Вспомним, чтобы изменить мир, надо изменить способы его творения (1). Политика например, Швейцарии, Нидерландов, ряда земель ФРГ, которая «де факто» нарушает принципы видения и действий, зафиксированные в конвенциях, расшатывает баланс между структурами и их восприятием. Этот баланс, напомню, необходим для поддержания легимного порядка. Когда новые способы действия, речи и оценки в наркополе станут привычным способом действий, высказываний, «здравый смысл» потребует изменения «устаревших» порядков и распределения ресурсов.

Дискуссия. Место семинаров ECAD в поле наркополитики России.

Посредством серии семинаров, проводимых под эгидой ECAD начиная с 1997 года, его участники смогли внести свой вклад в конструирование российского поля наркополитики. В этом процессе использовались возможности символической власти, приданной авторитетом международной организации и статусом государственного университета, для называния и выделения простого множества агентов (наркокоординаторов, работников комиссий по делам молодежи, депутатов), находящихся на сходных позициях и до того только случайно пересекавшихся, в более институциональные формы – ”корпоративную общность”. Этот новый агент поля был обогащен специфическими ресурсами – в виде дипломов и официального признания, что, в свою очередь, дает ему возможность продолжать участвовать в конструировании поля, используя один из самых сильных ресурсов – право легимного называния феноменов, групп и отношений так, чтобы это соответствовало интересам развития поля, выраженным ”стороной против наркотиков”.

 

Литература:

1. Пьер Бурдье ”Социальное пространство и символическая власть”, лекция 1986 г., опубликована по адресу http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/2006/883

2. Пьер Бурдье ”Дух государства: генезис и структура бюрократического поля”, 1993 г., опубликована по адресу http://gtmarket.ru/laboratory/expertize/ 2006/704

3. Радионова С.А. Проблема репрезентации в социологии: от феноменологии к постструктурализму // Социология. Минск, 2003. №4. С. 80 – 85.